Колыбельная для брата - Страница 46

Долго было тихо, потом Кубышкин спросил:

– А откуда ты узнал?

– Дыба хвастал рублем. Я догадался. Да Чирок и не отпирался…

– Он сознался, а ты решил скрыть от нас его вину, – подвела итог Ева Петровна. – Интересно почему? Разве товарищи не имеют права все это знать?

– Да не было у него товарищей, – устало сказал Кирилл. – Никто же не заступился за него перед Дыбой. А как обсуждать – сразу товарищи… Вот и сейчас! Никто даже не спросил, сильно ли он заболел.

– Та-ак, – с ноткой удивления произнесла Ева Петровна. – Оставим пока Чиркова. Меня интересует позиция Векшина. Векшин, кажется, хочет сказать, что в отряде нет дружбы, нет коллектива. Так я поняла?

Кирилл кивнул:

– Так. Но я не про это…

– Нет, подожди. Давай разберемся. Какое ты имеешь право делать такие заявления? Какое ты имеешь право чернить отряд, который должен тебе скоро давать рекомендацию в комсомол?..

– Раньше характеристикой пугали, теперь – что в комсомол не примут, – отозвался Кирилл. – Да рано мне в комсомол – только-только тринадцать исполнилось.

– Но ведешь ты себя самоуверенней взрослого!

По интонациям Евы Петровны класс безошибочно угадал, что предстоит долгая речь, и все завозились, поудобнее устраиваясь за столами.

Ромка Водовозов уныло сказал:

– Ну вот. Хуже, чем на продленке…

Ева Петровна сложила на груди руки и оглядела класс.

– Мне начинает казаться, что Векшин был прав: действительно всем все равно. Райский потихоньку играет в шахматы, председатель совета отряда безмолвствует…

– Потому что Векшин все сказал! – неожиданно выпалила Женька и покраснела.

– И тебе нечего ему возразить? – сухо поинтересовалась Ева Петровна.

– Нечего, – негромко, но храбро сказала Женька.

Кирилл посмотрел на нее и тихонько улыбнулся.

Ева Петровна раздраженно зашагала в проходе между столами.

– Можно, конечно, дружить с человеком… с любым. Но зачем при этом плясать под его дудку?

– Я не пляшу. Просто я с ним согласна.

Ева Петровна повернулась к Женьке спиной.

– Может быть, и остальные согласны с Векшиным?.. Райский, убери шахматы! Ты с Векшиным согласен?

Олег встал и поправил очки.

– Векшин, по-моему, не сказал ничего нового. Но в принципе он в чем-то прав…

– В чем именно?

– В том, что наше объединение носит формальный характер…

Раздался смех.

– Не смешно! – вдруг резко сказал Райский. – Могу проще. Пока на нас орут, мы делаем, что велят. А без няньки и кнута ни на что не способны.

– Спасибо, Олег, – скорбно произнесла Ева Петровна. – Вот так и открывается сущность человека.

Райский сел и уткнулся в портативные шахматы.

– Кто хочет высказаться? – спросила Ева Петровна, демонстративно отвернувшись от Райского. – Неужели вам нечего сказать Векшину?

Высказаться захотела Элька Мякишева.

– Бессовестный ты, Векшин! Так говоришь про всех! У нас такая работа за прошлый год! Мы триста писем получили со всей страны, если хочешь знать, потому что у нас работа. У нас друзья во всех республиках и вообще… Мы с болгарскими пионерами переписываемся!

– А Чирок? – сказал Кирилл.

– Что – Чирок?

– Ему что до твоей работы и переписки? Где был отряд, когда Чирка избивали?

– А где был ты? – спросила Ева Петровна. – Ты взял на себя роль судьи. А разве ты уже не в отряде?

Но Кирилл заранее знал, что она это спросит.

– Нет, я тоже виноват, – сказал он. – Но я хоть не оправдываюсь и не кричу, что у нас везде друзья. Друзья во всех республиках, а между собой подружиться не умеем… Или боимся?

– Чего? – спросил Димка Сушко. – Тебя, что ли?

– Дубина ты, – сказал Кирилл. – Не меня, а того, что придется по правде друг за друга отвечать. Защищать друг друга. Не словами, а делом.

– Кулаками, ты хочешь сказать? – холодно спросила Ева Петровна.

– Да, – сказал Кирилл. – Если надо, кулаками.

– И ты всерьез полагаешь, что лучший в школе тимуровский отряд должен опозорить себя драками?

– Ты что, Векшин! – подал голос длинный Климов. – Разве Тимур так делал? Он вызывал Квакина на совет дружины и говорил: "Нехорошо, Миша…"

– И Квакин плакал от стыда, – сказал Кубышкин, но никто сейчас не засмеялся, была нехорошая тишина.

Ева Петровна встала.

– Что ж, – сказала она, глядя не на ребят, а в окно. – Вы задели важную тему. Давайте говорить серьезно и откровенно.

– А маму не вызовут? – спросил Кубышкин.

– Нет… Впрочем, у тебя уже вызвали… Так вот, друзья. Должна сказать вам, что Аркадий Петрович Гайдар, которого мы все любим, был сложной личностью, и не все в его жизни так гладко, как иногда кажется. И в его творчестве. Тимур – тоже фигура непростая. Он не сразу нашел дорогу к сердцам читателей. Да, представьте себе! Многие критики и педагоги сначала встретили его в штыки!

– Разве они – читатели? – спросил Валерка Самойлов.

– Не перебивай, Самойлов, – миролюбиво попросила Ева Петровна. – То, что я говорю, не всегда говорят детям… Впрочем, вы уже не дети, – спохватилась она. – Так вот, встретили Тимура в штыки. Многим была не по вкусу партизанская вольница в его команде. В самом деле: бесконтрольный ребячий коллектив, ни одного взрослого рядом…

– Во жили люди, – вздохнул кто-то за Кириллом.

Ева Петровна снисходительно улыбнулась.

– Я продолжаю. И должна заметить, что в упреках критиков была доля истины. Не все, что делал Тимур, можно одобрить безоговорочно. В конце концов, что хорошего в ночных драках или угоне мотоцикла? Но тимуровское движение оправдало себя, жизнь взяла для него из повести Гайдара не все, а самое полезное…